Мишень [авторский сборник] - Андрей Ливадный

Зажмурив глаза, Джон до отказа потянул на себя оба джойстика. Он инстинктивно ждал ошеломляющего, дробящего кости удара, но шли тягучие секунды, а удара все не было, лишь в недрах многострадального корабля утробно выли изношенные насосы, качающие топливо в камеры сгорания двигателей ориентации…

Открыв один глаз, он посмотрел на экран обзора и обомлел…

«Небулонг», высоко задрав нос, медленно выкарабкивался из какой-то чудовищной воронки с гладкими, отполированными адской температурой краями.

Джон в очередной раз облился холодным потом. Хмель улетучивался из него со скоростью истекающего реактивного топлива, которое рвалось потоком раскаленных газов со срезов множества корректирующих сопел.

«Господи… Дьявол… Пронеси… Я больше никогда не буду пить!..» мысленно кричал он, до полной судороги в пальцах вцепившись в джойстики ручного управления.

Если бы не эта воронка, дно которой терялось в черных недрах старой заброшенной станции, он бы уже расплющился об ее обшивку, став кровавым пятном в изломанном интерьере ходовой рубки…

Старый корабль, кряхтя, постанывая, дико завывая изношенными внутренними агрегатами, медленно выцарапывался из пике, двигаясь теперь параллельно наклонной стене конической воронки, навстречу черноте космоса и призывному сиянию далеких звезд…

Внимание Джона разрывалось между показаниями немногих работающих приборов, диким видом приближающегося горизонта, выползающего на экраны неровным краем воронки, над которой торчали огарки каких-то древних конструкций, и собственной дурнотой, периодически накатывавшей на него, грозя лишить сознания в самый неподходящий для этого момент…

Если бы Джон Шеборт мог видеть себя со стороны, то, вероятно, он бы еще раз зарекся когда-либо пить, — в кресле первого пилота сидел самый натуральный труп — его отекшее от запоя и внезапных перегрузок лицо имело бледно-синий оттенок кожи, глаза с мутными, расчерченными красноватой сеткой капилляров белками выкачены из орбит, губы мелко дрожат, беззвучно выговаривая какие-то слова, скрюченные пальцы судорожно вцепились в мокрые от пота рукоятки управляющих джойстиков…

«Небулонг» все-таки чиркнул своим плоским днищем о край воронки, высоко подпрыгнул, словно ему передалась паника пилота. Джон стиснул в этот момент гашетки основной тяги, а корабль, в свою очередь, выплеснул из-под днища несколько ослепительных реактивных струй, оттолкнувших его вверх от опасного среза поверхности, оставив на многострадальной броне древнего сооружения две раскаленных, вишневых полосы… Несколько раз конвульсивно дернувшись, старый транспорт все-таки выровнялся, сбив при этом пару пограничных с краем воронки надстроек, и, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, медленно поплыл в сотне метров над покореженной поверхностью станции…

Руки Джона осторожно отпустили взмокшие рукоятки управления. Ближайшие несколько минут кораблю уже больше ничего не угрожало, отключив двигатели, он плыл параллельно изломанной поверхности древней конструкции, освещая царящий внизу хаос мощным светом бортовых прожекторов.

Только теперь, бессильно откинувшись в кресле, Джон наконец осознал, какой смертельной опасности ему только что удалось избежать.

Все люди по натуре своей — неблагодарные эгоисты. В критические мгновения мы вспоминаем судьбу, бога, даем клятвенные обещания беспорочной жизни, готовы молиться кому угодно и обещать взамен собственную душу — но проходит минута критической опасности, и большинство из нас тут же забывает об обещаниях, данных призванным в свидетели высшим силам.

Джон Шеборт никогда не считал, что он — какой-то особый случай. Исключением из правил быть достаточно трудно, а он уже давно растерял все свои душевные силы в бессмысленной борьбе с зеленым змием…

Вот и сейчас, ощутив, как трясутся руки, почувствовав вновь свое одеревеневшее тело, он машинально потянулся к оброненной на пол пластиковой бутылке.

В этот момент ему было так плохо, что он не думал ни о каких клятвопреступлениях. Джон знал: если он сейчас же не выпьет, то его душа точно отойдет к праотцам…

А, судя по счастливому развитию событий, на тот свет ему пока что рановато…

«Еще поживем…» — подумал он, дрожащими пальцами свинтив непослушную крышку и поднося ко рту прыгающее горлышко бутылки, из которой исходил вожделенный, выворачивающий внутренности аромат Дешевого спирта…

Он успел сделать только один-единственный глоток — кара за клятвопреступление настигла его столь ошеломляюще быстро, что Джон едва не захлебнулся, резко отшвырнув в сторону открытую бутылку…

— Мама милая… — похолодевшими губами прошептал он, глядя на обзорный экран.

Это была белая горячка. Он наконец допился до чертиков, или его просто свело с ума злополучное аварийное сближение со станцией…

Джон, застыв в кресле, с отвисшей челюстью, опасливо и подозрительно покосился на отлетевшую в угол ходовой рубки бутылку, потом энергично тряхнул своей многострадальной головой и вернул полубезумный взгляд к обзорному экрану.

«Точно… допился!..» — с тоской понял он.

Единственное, что показалось Джону и странным, и страшным одновременно, — это то, с какой отчетливостью он осознает собственную невменяемость. В том, что изображение на обзорном экране являлось явным глюком его покореженной психики, он не сомневался ни на секунду.

Нормальному человеку такое не пригрезится.

«Небулонг», потеряв всю свою стремительность на выходе из пике, теперь плыл над поверхностью станции со скоростью едва ли тридцати-сорока километров в час, постепенно снижаясь, под влиянием пологой, нисходящей траектории собственного движения.

Выдвинутые из-под днища транспорта посадочные прожекторы ярко освещали поверхность древней конструкции в радиусе до трех километров. Сейчас «Небулонг» миновал древний космопорт и приближался к его окраинным докам, где высился целый лес ремонтных и заправочных ферм обслуживания.

На одной из таких решетчатых стрел, которая возвышалась под углом в сорок пять градусов к поверхности станции и имела длину никак не меньше пятидесяти метров, и угнездилась его белая горячка.

Джон отчаянно моргал, машинально щипая себя то за запястье, то за щеки, но глюк не исчезал.

По наклонной решетчатой ферме обслуживания, словно механический краб из дурного, кошмарного сна, встав на карачки, медленно карабкался вверх самый страшный боевой робот отгремевшей несколько веков назад войны. Это был печально известный «Фалангер» — машина весом в шестьдесят тонн, вооруженная не только крупнокалиберными автоматическими орудиями и ракетными комплексами, но и так называемым «программным оружием» — пакетом независимого поведения, который позволял данной машине самостоятельно принимать решения в большинстве возникающих на ее пути ситуаций…

На некоторых планетах электронную начинку «Фалангеров» называли «Пакет Одиночка», на других — «Искусственный Интеллект», но суть сводилась к одному и тому же: этих роботов запретили и уничтожили, оставив в качестве напоминания о данном рукотворном кошмаре лишь кадры видеохроники…

И теперь именно такой кошмар, встав на карачки, карабкается, будто примат в национальном парке Прокуса, по наклонной ферме обслуживания, прямо на глазах обомлевшего от страха и неожиданности Джона…

Дальнейшие события развивались стремительно и вполне подтвердили диагноз, который определил для себя Джон…

«Небулонг», лишившись не только своего бортового компьютера, но и всякой помощи со стороны ошалевшего от страха пилота, продолжал медленно, но неумолимо снижаться, грозя плюхнуться плоским днищем, из-под которого бил яркий прожекторный свет, прямо на торчащие во все стороны фермы обслуживания старого дока.

Однако следует понять Джона, он действительно бросил корабль на произвол судьбы, но причина такой растерянности была вполне оправданна. Расширенными от ужаса глазами пилот смотрел на растущий в размерах контур боевой машины, на ярко освещенной броне которой уже можно было ясно различить сварные швы, заплаты, выщерблины и прочие яркие свидетельства долгой и многотрудной жизни застывшего в неприличной позе боевого робота.

Ситуация складывалась кошмарной и комичной одновременно.

Джон понимал, что этого не может быть, но не в его силах оказалось ни прервать данное наваждение, ни хотя бы уменьшить степень правдоподобности увиденного, слишком уж вопиющими, подробными и НАТУРАЛЬНЫМИ были мельчайшие детали этой пьяной галлюцинации…

Он видел потертые шарниры коленных сочленений двух ступоходов огромного робота, его приплюснутый торс, с двумя темными, узкими, похожими на раскосые глаза бронестеклами смотровых триплексов пустующей кабины, стволы спаренных вакуумных пушек, попарно торчавших по бокам торса, — ОН ДАЖЕ ЯСНО РАЗЛИЧАЛ ВЫЩЕРБЛИНЫ НА СРЕЗАХ ИХ СТВОЛЬНЫХ КОМПЕНСАТОРОВ!…